История любви фриды и диего. Фрида кало и диего ривера

И Диего Ривера словно мексиканский сериал, посмотреть который можно было еще задолго до появления мыльных опер. Измены, битая посуда и вечные страдания - такой сценарий любви муж и жена писали собственными поступками. А потом брали в руки кисти и создавали шедевры. Их, кстати, до марта можно увидеть в Москве, на поистине уникальной выставке в Манеже. Главный экспонат которой кричащая, страстная и непостоянная любовь. Корреспондент «МИР 24» Валентина Бекшаева пыталась разобраться в отношениях самой яркой пары мира искусства 20 века.

Густые брови, словно одна ниточка, и цветы в волосах. Образ Фриды Кало - это образ свободы, веры в людей, а еще болезненной любви. Она любила, страдала и снова любила, а центром ее жизни стал он - Диего Ривера. Их история в Манеже начинается с биографии. В жизни - со знакомства в Национальной подготовительной школе Мехико. Тогда ни 15-летняя Фрида, ни женатый Диего не подозревали, что станут самой яркой парой 20 века.

Терракотовый зал погружает в мир экспрессивной художницы Фриды Кало. Она встречает посетителей абсолютно открытая душой. На автопортрете, рядом с собой она поместила особенные для нее предметы: обезьянка была ей другом, собака - защитником, а скульптура напоминала о родине.

В поддержке Фрида нуждалась чаще, чем мог представить себе Диего. Она всю жизнь мечтала подарить мужу ребенка. На самой трагической картине Кало изобразила себя после второй неудачной беременности, когда она 13 дней провела в американском госпитале имени Генри Форда. И стала первой женщиной-художницей, которая обратилась к теме абортов и выкидышей.

«Она изображает себя: автопортрет в окружении символов из собственного символического словаря. Здесь улитка - время, которое течет очень медленно. Ребенок, которого она потеряла, - цветок. С одной стороны, это романтический подарок от Диего, а с другой, цветы - символ женской сути», - рассказала куратор выставки Катарина Лопаткина.

Фрида всю жизнь не могла иметь детей из-за страшной аварии. В автобус, в котором она ехала, врезался трамвай. В результате - год на больничной койке, множество переломов позвоночника и до конца жизни ортопедические корсеты. Но помимо физической боли на пути ее сопровождали душевные муки.

В 1934 году Фрида переживает сразу несколько сильнейших ударов. Третья прерванная беременность и измена мужа с ее сестрой Кристиной. Свою боль художница переносит на страшный, залитый красной краской холст под названием «Несколько царапин». Кало хоть и понимала неизбежность романов Диего, но переживала их очень тяжело. А для Риверы - это был третий брак, в предыдущих он также не стеснялся заводить любовниц. И даже признавался, что получал удовольствие от невыносимых страданий, которые причинял возлюбленным.

В 1937 году чувство мести победило сердце Фриды - она завела роман с бежавшим из СССР Львом Троцким . Их запретная связь была страстной, но недолгой. Измены постоянно преследовали семейную жизнь Фриды и Диего. Был даже развод. Но они снова сходились и продолжали разбивать сердца. Она, к примеру, не скрывала роман с танцовщицей Жозефин Бейкер, но оба всегда твердили, что были друг у друга единственными.

Работы Диего Ривера, на стенах, окрашенных в синий, сильно отличаются от картин Фриды. Здесь портреты и пейзажи в духе европейской классики, модернизма и народного мексиканского творчества. А вот «Славная победа» - огромное полотно, которое Советскому союзу он в 1954 году подарил лично. Такие разные люди и художники - как Фрида и Диего соединяются в центральном зале выставки. В моменты сильных депрессий Кало вела дневник. Уникальные письма из него можно увидеть под стеклом.

«Очень трогательно, что она никогда не жаловалась. Она интересовалась жизнью своих друзей, садом, кухней. Всегда старалась производить впечатление легкости. И это тоже требует особого понимания», - отметила коллекционер Анн-Мари Спрингер.

Насытившись историей всепоглощающей болезненной любви, можно отвлечься в зоне отдыха, которую в Манеже прозвали «фридамания». По центру - олень с головой Кало, пронизанный стрелами и ранами. Свою первую персональную выставку, буквально предсмертную, Фрида посетила на кровати. Больничную койку с тяжело больной художницей поместили прямо в середине экспозиции. А уже через год в ночь перед уходом из жизни, она подарила Диего кольцо. Кало купила его на годовщину их свадьбы. Утром, когда ее не стало, Ривера еще долго не мог в это поверить. А потот женился вновь. Через три года перестало биться и его сердце. Жестокое, но навсегда влюбленное в Фриду Кало.

ПОЗНАЙ ДЗЕН С НАМИЧИТАЙ НАС В ЯНДЕКС. НОВОСТЯХ

История любви экспрессивной художницы Фриды Кало и эксцентричного монументалиста Диего Ривера насколько драматична, настолько полна настоящих искренних чувств. История их любви – невероятный пример того, как любящий человек, даже страдая от физической боли, умеет ставить во главу угла не собственные переживания, а чувства к другому человеку.

Побеждая боль

Второе испытание ей было уготовано в восемнадцать лет. В результате страшной аварии, в которую попал автобус с Фридой, ее тело было буквально раздроблено: поврежден позвоночник, ребра, кости таза. Последствия этой трагедии останутся с Фридой на всю жизнь, заставив несколько лет провести в постели без движения, научиться терпеть и заглушать непереносимую физическую боль, и воспитать в себе необыкновенную силу духа.

Возможно, от отца-фотографа Фриде передалось образное восприятие жизни и желание выразить это на бумаге в виде картин. И ее неординарная живопись, наполненная яркостью красок и некоторой мрачностью образов, стала выражением ее мира, ее души и боли, и ее спасением.
Несмотря на резкие черты лица и специфичность натуры, Фрида обладала притягательностью для мужчин. Жизнерадостность, острый ум и чувство юмора сделали её просто неотразимой: мужчин она очаровывала уже при первой встрече.

Как можно знать, что нам готовит встреча

Будущий муж Фриды, Диего Ривера, по своему был схож со своей любимой женщиной разительным отличием внешних данных с глубиной и масштабностью личности. Огромного роста, совершенно нескладный, с торчащими в разные стороны волосами, но необыкновенно заразительный в своем обаянии, харизматичности и чувственности. К моменту знакомства с Кало, Диего уже был известен как художник-монументалист. Он получал частные заказы на свои работы и выполнял государственные заказы от правительства Мексики.

Помимо успешной карьеры в сфере искусства, Ривера с 1922 года состоял в коммунистической партии, несколько раз посещал Советский Союз и был ярым сторонником идей коммунизма. Уровень его личности в политической сфере настолько заметен, что в круг его общения входят маститые современники, такие, например, как Владимир Маяковский, который не раз бывал у него в доме.

Благодаря живописи состоялось знакомство Фриды и Диего. Восстановив силы после аварии, Кало привезла на оценку маститому живописцу свои работы, написанные во время болезни. «Эта девочка – художник от рождения, необыкновенно чуткая и способная к наблюдению» - так скажет Ривера о работах юной Кало.

На момент их знакомства Диего был свободен и с удовольствием отдался увлечению дерзкой молодой художницей Кало. Двадцатилетняя разница в возрасте только добавляла необычности этой и без того неординарной паре.

В 1929 году Фрида и Диего поженились. Но даже свадьба была необычной – веселое гулянье неожиданно обратилось в пальбу жениха по гостям из ружья. Молодая супруга была настолько шокирована и напугана, что вернулась обратно к родителям. Но Диего сумел получить прощение и забрал жену. Их семейная жизнь продолжается в доме, которой впоследствии стал называться «голубым домом», став местом встреч богемы, представителей искусства и различных общественных движений.

С тобой несчастна я, но без тебя не будет счастья

Еще одной трагедией их пары было отсутствие детей. Невозможность Фриды выносить ребенка из-за тяжелых травм так и не позволила испытать ей счастье быть матерью. Большим ребенком она часто называла своего мужа, изображая его на своих картинах в образе младенца.

Измена мужа с младшей сестрой Кало явилась еще одним ударом. Картина с изрезанной и истекающей кровью женщиной стала итогом страданий ее души от этого поступка. Измены Ривера подтолкнули Фриду к увлечениям на стороне. Застав жену в объятиях американского скульптора, Диего еле сдержался, чтобы не застрелить обоих.

Влюбленность в Кало Льва Троцкого, друга Диего, жившего в их доме, стала одной из причин разыгравшейся в последствии драмы. Троцкий с женой бежали в Мексику из России как опальные эмигранты и нашли приют в доме Риверы и Кало. Русский коммунист по-настоящему увлекся необыкновенной художницей, но роману суждено было быть раскрытым, Троцкий покинул дом бывшего друга и был убит в глуши мексиканских трущоб.

Мы разошлись, чтоб оказаться снова вместе

Узнав о состоянии Кало, Диего немедленно приезжает в больницу и… снова делает ей предложение. Она принимает его, но в этот раз ставит странные условия – между ними не будет физических контактов, и друг от друга они будут полностью финансово независимы, кроме совместной оплаты дома. Диего настолько хочет возвращения Фриды, что принимает любые ее условия. Возвращаясь в их общий дом, он регулярно получает от Фриды послания любви. В 1940 году состоялась их вторая свадьба.

Последние годы жизни Кало вела дневник, полный ее записей, воспоминаний и признаний в любви к мужу. «Если бы у меня было здоровье, я все его отдала бы Диего» - так пишет Фридо о главной любви своей жизни.

Прежде, чем уйти, она напишет последнее, что еще держит ее здесь, на земле. Нет, она не берет краски. Как настоящий Поэт, которым она была в жизни и в живописи, она возьмет ручку. И как настоящая Женщина, которой она была вопреки всем своим страхам, она напишет свою балладу о любви:

… В слюне

в затмении

Во всех строчках

Во всех красках

во всех кувшинах

В моей груди

снаружи, внутри…

ДИЕГО в моих устах в моем сердце в моем безумии в моем сне в промокательной бумаге в кончике пера в карандашах в пейзажах в еде в металле в воображении в болезнях в витринах в его уловках в его глазах в его устах в его лжи.

Фрида Кало умерла 13 июля 1954-го года. Она была одна в своем доме в Кайокане. Письмо с этим поэтическим обращением передадут Диего за несколько дней до его собственной смерти.

Для всех поклонников творчества Фриды Кало ещё .

Сегодня, картины Фриды Кало, можно увидеть в самых престижных музеях мира, ее картины висят в Лувре, Музее современного искусства в Нью-Йорке, продаются за миллионы долларов. Эта женщина стала одним из кумиров XX века, Голливуд борется за право экранизации ее воспоминаний, по ее воспоминаниям создаются балеты, ей посвящаются поэмы, а дневник, напечатанный факсимиле, постоянно переиздается.

Американские феминистки считают Фриду Кало своей предтечей, при жизни, ее причислял к своему лагерю даже "папа римский сюрреализма" Андре Бретон, хотя саму Фриду надуманность и наигранность сюрреализма всегда раздражала.

Перенесшая в детстве полиомиелит, совсем молодой девушкой, Фрида попала в автокатастрофу. Автобус, в котором она ехала, столкнулся с трамваем, и отскочивший от перил железный прут прошил ее тело, повредив позвоночник, задев таз, ребра, ключицу. Правая нога, иссушенная полиомиелитом, была переломана в одиннадцати местах. Тридцать два раза, Фрида побывала на операционном столе!!! Это своеобразный мировой рекорд. Кроме того, ее постоянно преследовала мысль о возможном проявлении наследственного заболевания: отец страдал эпилепсией.

Но сила воли, кроющаяся в миниатюрном теле Фридиты, помогала жить. Любимый дом, знаменитый "Синий дом", прозванный из-за стен цвета индиго, так любимого индейцами, стал госпиталем, потом студией, потом сценой, а после смерти - музеем. В этот дом она привела и своего мужа, испано-индейца, полное имя которого было Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусено Эстанислао де ла Ривер и Баррьентос де Акоста и Родригес, того самого, кого весь мир знает как Диего Риверу. Он был самым "первым парнем" среди мексиканских живописцев того времени, и только Альваро Сикейрос, мог соперничать с ним. Он был искренним коммунистом, борцом с буржуазией, популярным среди простого люда оратором. В Советском Союзе, Ривера был особенно популярен в 60-е годы, но имя жены конспиративно умалчивалось. Конечно, из-за Троцкого, дружбу с которым Диего простили, а Фриде почему-то - нет.

Диего был огромен и толст. Растущие клочьями волосы, выпученные от возбуждения или наоборот, прикрытые набрякшими веками глаза. Он напоминал людоеда, но "людоеда доброго", как сказал о Диего Максимилиан Волошин. Сам себя, Ривера любил изображать в виде толстобрюхой лягушки с чьим-то сердцем в руке. Его всегда обожали женщины, Диего отвечал взаимностью, но как-то признался: "Чем сильнее я люблю женщин, тем сильнее я хочу заставить их страдать".

Их первая встреча произошла тогда, когда Фрида, еще подростком, увидела Диего Риверу, расписывающим стены Высшей подготовительной школы. Он поразил ее детское воображение, она выслеживала его, дразнила "старым Фасто", старалась привлечь внимание и однажды, словно предвосхитив их общее будущее, заявила школьным друзьям: "Я непременно выйду замуж за этого macho и рожу от него сына".

Диего в то время пламенел от любви к рослой красавице Гуаделупе Марин, позже ставшей матерью двух его дочерей. Через несколько лет, восстановившись после автокатастрофы, Фрида приехала к дону Диего доказать свои автопортреты, созданные в течение страшного года, который она провела в постели, закованная в ортопедический корсет. Тина Модотти, женщина-фотограф, и возможно, женщина самого Диего в то время, с судьбой ныне не менее знаменитой, чем у Фриды, ее близкая подруга и соратница по союзу молодых коммунистов, стала связующим звеном между ними. Необузданный Ривера, уже расстался со своей второй женой Лупе Марин, и ничто не мешало ему увлечься двадцатилетней художницей, остроумной, смелой и талантливой. Пленил его и незаурядный интеллект Фриды, взращенный на европеизированном образовании. Поэтому критиковать его живопись, даже нелицеприятно, разрешалось только Фриде. Что не мешало им высоко ценить и глубоко понимать творчество друг друга.

К творчеству самой Фриды есть несколько подходов, но нельзя не признать, что в ее работах проявлялись жестокость и известная доля бесстыдства, свойственные этой женщине. На полке в ее кабинете, среди книг по анатомии, физиологии и психологии (она серьезно изучала медицину, вникала в теорию Фрейда, даже стала первой, подвергнувшейся в Мексике психоанализу) находился предмет, словно перенесенный туда из кунсткамеры: как напоминание о не родившихся детях, стоял сосуд с заспиртованным человеческим эмбрионом.

"В моей жизни было две аварии: одна - когда автобус врезался в трамвай, другая - это Диего", - любила повторять Фрида. Последняя измена Риверы - адюльтер с ее младшей сестрой Кристиной - почти добила ее. В 1939 году, они развелись. Позднее Диего сознается: "Мы были женаты 13 лет и всегда друг друга любили. Фрида даже научилась принимать мою неверность, но не могла понять, почему я выбираю тех женщин, которые меня недостойны, или тех, которые уступают ей... Она предполагала, что я был порочной жертвой собственных желаний. Но это ложь во спасение думать, что развод положит конец страданиям Фриды. Разве она не будет страдать дальше?"

Странное чувство юмора, напоминающее смех висельника, всегда было присуще Фриде. "Нет ничего дороже смеха, - писала она, - с его помощью можно оторваться от себя, стать невесомой". А в другом месте отмечала, что "наиболее смешная вещь в мире - это трагедия".
Ее муж тоже любил смех, двусмысленные шутки, розыгрыши.

Черты характера мексиканцев, сбивали с толку европейских интеллектуалов, у которых, как заметил знаменитый кубист Брак, "чувства деформируют, мысли, естественно, формируют". Сбился с пути даже сам Лев Давыдович Троцкий, быстро освоившийся под лучами жаркого ацтекского солнца. Не устоял, влюбился, как лицеист, в жену друга Диего. Ей, бывшей в состоянии войны с мужем, это было только на руку, к тому же, Фрида искренне восхищалась "Великим человеком" и многого ждала от общения с ним. Истинной жертвой этой мимолетной любовной эскапады стала только верная, старомодная и скучная жена Троцкого - Наталья Седова. Она слишком всерьез восприняла взбрыкивание стареющего позера, но Лев Давыдович недолго терпел фантасмагорию "Синего дома". Он говорил, что Мексика показалась им с Натальей "иной планетой". И вскоре, поссорившись с гостеприимными хозяевами, переехал в другой дом, где то, что "ожидалось", и случилось.

Не менее чем Льва Давидовича, Фрида восхищала Андре Бретона, - он находил ее творчество достойным своего любимого детища - сюрреализма и пытался рекрутировать Фриду в армию сюрреалистов. Очарованный мексиканским простонародным бытом и искусными ремесленниками, Бретон организовал после возвращения в Париж выставку "Вся Мексика" и пригласил для участия Фриду Кало. Парижские снобы, пресытившиеся своими же выдумками, без особого воодушевления посетили выставку кустарных поделок, но образ Фриды оставил глубокий след в памяти богемы. Марсель Дюшан, Василий Кандинский, Пикабиа, Тцара, поэты-сюрреалисты и даже Пабло Пикассо, который дал в честь Фриды обед и подарил ей одну "сюрреалистическую" серьгу, - все оценили уникальность и загадочность этой особы. А знаменитая Эльза Скьяпарелли, любительница всего необычного и шокирующего, увлеклась ее образом настолько, что создала платье "Мадам Ривера". Но шумиха не ввела Фриду в заблуждение относительно места ее живописи в глазах всех этих "сукиных детей". Она не позволила Парижу адаптировать себя, осталась, как и всегда, в "не-иллюзии".

Фрида оставалась Фридой, не поддаваясь ни на какие приманки новых течений или веяний моды. В ее действительности абсолютно реален только Диего. "Диего - это все, все, что живет в минутах не-часов, не-календарей и пустых не-взглядов, - это он". Они вторично сыграли свадьбу в 1940 году, спустя год после развода, и оставались вместе до ее смерти.

То, что в последние годы XX века Фрида Кало стала предметом культа, рационально необъяснимо. Она не героиня-феминистка и, конечно, не эталон для подражания. Мучительно страдающая от любовной зависимости, из-за разрушенного, принесенного в жертву непонятному языческому богу тела, тем не менее, она представляет собой идеал женщины, чей жизненный путь видится образцом сопротивления, воли, настойчивости. "Дерево надежды, стой прямо!" - эти строки из дневника звучат как девиз.

Незадолго до смерти, ей ампутировали правую ногу, ее мучения превратились в пытку, но она нашла в себе силы, чтобы открыть последнюю выставку весной 1953 года. Незадолго до назначенного часа, собравшиеся услышали вой сирен. Это на санитарной машине, сопровождаемой эскортом мотоциклистов, прибыла виновница торжества. Из госпиталя, после операции. Ее внесли на носилках и поместили на кровать в центре зала. Фрида шутила, пела свои любимые сентиментальные песенки под аккомпанемент оркестра "Марьячи", курила и пила, надеясь, что алкоголь поможет снять боль. Тот незабываемый перфоманс, потряс фотографов, репортеров, поклонников, так же как и последний посмертный 13 июля 1954 года, когда с ее телом, завернутым в знамя мексиканской коммунистической партии, в зал крематория, пришли проститься толпы поклонников. Мощный порыв горячего воздуха из открытых дверей, где стояла печь, поднял ее невесомое тело почти вертикально, взвил волосы в сверкающий ореол, и присутствующим показалось, что ее губы сложились в соблазнительную и насмешливую улыбку.

"Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться. Фрида" - таковы последние слова из дневника, слова прощания с этим миром. Почти полвека она обитает в зеркалах родного "Синего дома" вместе со своим Диего, и может быть, они давно превратились в одно существо, как предрекал ей однажды деревенский оракул, обещавший, что со своим любимым Фрида не расстанется никогда.

Текст: Мария Михантьева

До конца апреля в Санкт-Петербурге проходит ретроспектива Фриды Кало - великой мексиканской художницы, ставшей душой и сердцем женской живописи во всём мире. О жизни Фриды принято рассказывать через историю преодоления физической боли, однако, как это обычно бывает, это лишь один из аспектов сложного и многогранного пути. Фрида Кало была не просто женой признанного живописца Диего Риверы или символом душевной и физической силы - всю жизнь художница писала, отталкиваясь от собственных внутренних противоречий, сложных отношений с самостоятельностью и любовью, рассказывая о том, кого знала лучше всего, - себе.

Биография Фриды Кало более-менее известна всем, кто смотрел фильм Джули Теймор с Сальмой Хайек: беззаботные детство и юность, страшная авария, почти случайное увлечение живописью, знакомство с художником Диего Риверой, брак и вечный статус «всё сложно». Боль физическая, боль душевная, автопортреты, аборты и выкидыши, коммунизм, любовные романы, всемирная слава, медленное угасание и долгожданная смерть: «Надеюсь, что уход будет удачным и я больше не вернусь», - спящая Фрида улетает в вечность на кровати.

Был ли сам уход удачным, мы не знаем, но первые двадцать лет после него казалось, что желание Фриды исполнено: о ней забыли везде, кроме родной Мексики, где почти сразу открылся дом-музей. В конце 1970-х на волне интереса к женскому искусству и неомексиканизму её работы начали изредка появляться на выставках. Тем не менее в 1981 году в словаре современного искусства The Oxford Companion to Twentieth-Century Art ей отвели всего одну строчку: «Kahlo, Frida. See Rivera, Diego Maria».

«В моей жизни было две аварии: одна - когда автобус врезался в трамвай, другая - это Диего», - говорила Фрида. Первая авария заставила её начать писать картины, вторая сделала художником. Первая всю жизнь отзывалась физической болью, вторая причиняла боль душевную. Два этих переживания впоследствии стали главными темами её картин. Если автокатастрофа действительно была роковой случайностью (Фрида должна была ехать в другом автобусе, но вышла на полпути, чтобы поискать забытый зонтик), то сложные отношения (в конце концов, Диего Ривера не был единственным) были неизбежными из-за противоречивости её натуры, в которой сила и независимость сочетались с жертвенностью и одержимостью.

«Фрида и Диего Ривера», 1931

Быть сильной пришлось научиться ещё в детстве: сначала помогая отцу пережить приступы эпилепсии, а затем справляясь с последствиями полиомиелита. Фрида занималась футболом и боксом; в школе входила в шайку «качучас» - хулиганов и интеллектуалов. Когда руководство учебного заведения пригласило для выполнения стенной росписи Риверу, тогда уже признанного мастера, она натёрла мылом ступени лестницы, чтобы посмотреть, как этот человек с лицом жабы и телосложением слона поскользнётся. Она считала девичьи компании банальными, предпочитала дружить с мальчиками и встречалась с самым популярным и умным из них, который к тому же учился на несколько классов старше.

Но влюбившись, Фрида словно теряла разум, который так ценила в людях. Она могла буквально преследовать объект своей страсти, забрасывая письмами, обольщая и манипулируя, - всё для того, чтобы затем играть роль верной спутницы. Таким поначалу был её брак с Диего Риверой. Они оба изменяли, расходились и сходились вновь, но, если верить воспоминаниям друзей, Фрида чаще уступала, стараясь сохранить отношения. «Она обращалась с ним, как с любимым псом, - вспоминала одна из подруг. - Он с ней - как с любимой вещью». Даже на «свадебном» портрете «Фрида и Диего Ривера» только один из двух художников изображён с профессиональными атрибутами, палитрой и кистями, - и это не Фрида.

Пока Диего сутками напролёт писал фрески, ночуя на лесах, она носила ему корзинки с обедами, занималась счетами, экономила на столь необходимых ей медицинских процедурах (Диего тратил бешеные деньги на свою коллекцию доколумбовых статуй), внимательно слушала и сопровождала на выставках. Под влиянием мужа менялись и её картины: если самые первые портреты Фрида писала, подражая художникам Возрождения из альбомов по искусству, то благодаря Диего в них проникли воспетые революцией национальные традиции Мексики: наивность ретабло , индейские мотивы и эстетика мексиканского католичества с его театрализацией страдания, сочетающей изображение кровоточащих ран с пышностью цветов, кружев и лент.

«Алехандро Гомес Ариас», 1928

Чтобы угодить мужу, она даже сменила джинсы и кожаные куртки на пышные юбки и стала «теуаной». Этот образ был начисто лишён какой-либо аутентичности, поскольку Фрида комбинировала одежду и аксессуары разных социальных групп и эпох, могла надеть индейскую юбку с креольской блузой и серьгами работы Пикассо. В конце концов её изобретательность превратила этот маскарад в отдельный вид искусства: начав одеваться для мужа, она продолжила создавать уникальные образы ради собственного удовольствия. В своём дневнике Фрида отмечала, что костюм - тоже автопортрет; её платья стали персонажами картин, а теперь сопровождают их на выставках. Если картины были отражением внутренней бури, то костюмы стали её бронёй. Неслучайно через год после развода появился «Автопортрет с остриженными волосами », на котором место юбок и лент занял мужской костюм - в похожем Фрида как-то позировала для семейного портрета задолго до встречи с Диего.

Первой серьёзной попыткой выйти из-под влияния мужа стало решение родить. Естественные роды были невозможны, но оставалась надежда на кесарево сечение. Фрида металась. С одной стороны, она страстно желала продолжить род, протянуть дальше ту красную ленту, которую она позже изобразит на картине «Мои бабушки и дедушки, мои родители и я », получить в своё распоряжение «маленького Диего». С другой - Фрида понимала, что рождение ребёнка привяжет её к дому, помешает работе и отдалит от Риверы, который был категорически против детей. В первых письмах к другу семьи доктору Лео Элоиссеру беременная Фрида спрашивает, какой вариант нанесёт меньший вред её здоровью, но, не дождавшись ответа, сама принимает решение сохранить беременность и уже не отступает. Парадоксально, но выбор, который обычно навязывается женщине «по умолчанию», в случае с Фридой становится бунтом против опеки мужа.

К несчастью, беременность закончилась выкидышем. Вместо «маленького Диего» на свет появилась «Больница Генри Форда » - одна из самых печальных работ, с которой началась череда «окровавленных» картин. Пожалуй, это был первый случай в истории искусства, когда художница с предельной, почти физиологической честностью рассказывала именно о женской боли, да так, что ноги подкашивались у мужчин. Спустя четыре года организатор её парижской выставки Пьер Колле даже не сразу решился выставить эти картины, посчитав их слишком шокирующими.

Наконец та часть жизни женщины, которая всегда была стыдливо скрыта от посторонних взоров, была явлена
в произведении искусства

Несчастья преследовали Фриду: после смерти ребёнка она пережила смерть матери, и можно только догадываться, каким ударом для неё стал очередной роман Диего, на этот раз с её же младшей сестрой. Она, тем не менее, винила себя и готова была прощать, только бы не стать «истеричкой» - её соображения на этот счёт до боли похожи на извечный тезис о том, что « ». Но в случае с Фридой покорность и умение терпеть шли рука об руку с чёрным юмором и иронией.

Ощущая свою второстепенность, незначительность своих чувств по сравнению с мужскими, она довела это переживание до абсурда в картине «Немного маленьких уколов ». «Я всего лишь ткнул её несколько раз», - говорил на суде некий мужчина, зарезавший свою подругу. Узнав об этой истории из газет, Фрида написала полную сарказма работу, буквально залитую кровью (пятна красной краски «выплеснулись» даже на раму). Над окровавленным телом женщины стоит невозмутимый убийца (его шляпа - намёк на Диего), а сверху, как издёвка, парит название, написанное на ленте, которую держат голуби, так похожие на свадебное украшение.

Среди поклонников Риверы встречается мнение, что картины Фриды - это «салонная живопись». Возможно, поначалу и сама Фрида с этим бы согласилась. Она всегда была критически настроена по отношению к собственному творчеству, не стремилась водить дружбу с галеристами и дилерами, а когда кто-либо покупал её картины, нередко сетовала на то, что деньги можно было потратить с большей выгодой. В этом была доля кокетства, но, откровенно говоря, трудно чувствовать себя уверенной, когда твой муж - признанный мастер, работающий сутками напролёт, а ты - самоучка, с трудом выкраивающая время для живописи между хлопотами по хозяйству и медицинскими операциями. «Работы начинающей художницы, определённо, значительны и угрожают даже её увенчанному лаврами знаменитому мужу», - было написано в пресс-релизе к первой нью-йоркской выставке Фриды (1938); «малютка Фрида» - так называл её автор публикации в TIME. К тому моменту «начинающая» «малютка» писала уже девять лет.

«Корни», 1943

Зато отсутствие больших ожиданий давало полную свободу. «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего», - говорила Фрида, и в обращении к этой «теме» была не только субъективность, но и субъектность. Женщины, позировавшие Диего, превращались на его фресках в безымянные аллегории; Фрида же всегда была главным героем. Эта позиция усиливалась за счёт удвоения портретов: она нередко писала себя одновременно в разных образах и ипостасях. Большое полотно «Две Фриды » создавалось во время бракоразводного процесса; на нём Фрида написала себя «любимую» (справа, в теуанском костюме) и «нелюбимую» (в викторианском платье, истекающую кровью), словно заявляя, что теперь она сама себе «вторая половина». На картине «Моё рождение », созданной вскоре после первого выкидыша, она изображает себя в виде новорождённого, но, очевидно, также ассоциирует с фигурой матери, чьё лицо скрыто.

Упомянутая выше нью-йоркская выставка помогла Фриде стать свободнее. Она впервые ощутила свою самостоятельность: в одиночку поехала в Нью-Йорк, знакомилась, получала заказы на портреты и заводила романы не потому, что муж был слишком занят, а потому что ей так нравилось. Выставку приняли в целом благосклонно. Конечно, нашлись критики, заявившие, что картины Фриды чересчур «гинекологичны», но это был, скорее, комплимент: наконец та часть жизни женщины, о которой столетиями рассуждали теоретики «женского предназначения», но которая всегда была стыдливо скрыта от посторонних взоров, была явлена в произведении искусства.

За нью-йоркской выставкой последовала парижская, устроенная при непосредственном участии Андре Бретона, который считал Фриду видным сюрреалистом. На выставку она согласилась, но от сюрреализма аккуратно открещивалась. На полотнах Фриды много символов, но нет намёков: всё очевидно, как иллюстрация из анатомического атласа, и при этом сдобрено отменным юмором. Присущие сюрреалистам мечтательность и декадентство её раздражали, их ночные кошмары и фрейдистские проекции казались детским лепетом по сравнению с тем, что ей довелось пережить в реальности: «Со времени [несчастного случая] я была одержима идеей изображать вещи такими, какими их видят мои глаза, и больше ничего». «У неё нет иллюзий», - поддакивал Ривера.

корни , стебли и плоды , а в дневниковых записях рефрен «Диего - мой ребёнок».

Быть мужу родной матерью стало невозможно после череды операций на позвоночнике и ампутаций: сначала пары пальцев на правой ноге, затем - всей голени. Фрида привычно терпела боль, но боялась потерять подвижность. Тем не менее она храбрилась: собираясь на операцию, надела одно из лучших платьев, а для протеза заказала ботинок из красной кожи с вышивкой. Несмотря на тяжёлое состояние, зависимость от наркотических обезболивающих и перепады настроения, готовилась к 25-летней годовщине первой свадьбы и даже уговорила Диего отвезти её на коммунистическую демонстрацию. Продолжая работать из последних сил, в какой-то момент задумалась о том, чтобы сделать свои картины более политизированными, что казалось немыслимым после стольких лет, потраченных на изображение личных переживаний. Возможно, переживи Фрида болезнь, мы узнали бы её с новой, неожиданной стороны. Но пневмония, подхваченная на той самой демонстрации, оборвала жизнь художницы 13 июля 1954 года.

«За двенадцать лет работы исключалось всё, что не исходило от внутренней лирической мотивации, которая заставляла меня писать, - объясняла Фрида в заявке на грант фонда Гуггенхайма в 1940 году, - Поскольку моими темами всегда были собственные ощущения, состояние моего рассудка и ответные реакции на то, что вкладывала в меня жизнь, я всё это часто воплощала в образе себя самой, что являлось наиболее искренним и настоящим, так я могла выразить всё, что происходит во мне и во внешнем мире».

«Моё рождение», 1932

О трагической истории любви двух знаменитых мексиканских художников Фриды Кало и Диего Риверы написаны десятки книг и снята оскароносная голливудская драма с Сальмой Хайек в главной роли. Но есть еще один важный урок, который Фрида преподала в малоизвестном коротком тексте, который посвятила мужу. Мы представляем вам это трогательное письмо любящей женщины, которое еще раз доказывает – любовь не преображает, она срывает маски.

ФОТО Getty Images

Они поженились, когда Кало было двадцать два года, а Ривере – сорок два, и оставались вместе до самой смерти Фриды двадцать пять лет спустя. У обоих были многочисленные романы: у Риверы – с женщинами, у Фриды – с женщинами и мужчинами, самые яркие – с певицей, актрисой и танцовщицей Жозефин Бейкер и Львом Троцким. В то же время оба настаивали, что их любовь друг к другу – главная в их жизни.

Но, возможно, нигде их нестандартные отношения не предстают в таком ярком свете, как в словесном портрете, который вошел в предисловие книги Риверы «Мое искусство, моя жизнь: автобиография» 1 . Всего в нескольких абзацах, описывающих ее мужа, Фрида смогла выразить все величие их любви, способной преображать реальность.

«Я предупреждаю вас, что на этом портрете Диего будут краски, с которыми даже я сама еще не слишком знакома. Кроме того, я люблю Диего так сильно, что не могу объективно воспринимать его или его жизнь… Я не могу говорить о Диего как о своем муже, потому что этот термин по отношению к нему – нелепость. Он никогда не был и никогда не будет чьим-то мужем. Я не могу говорить о нем как о своем любовнике, потому что для меня его личность простирается далеко за пределы царства секса. И если я попытаюсь говорить о нем просто, от души, все сведется к описанию моих собственных эмоций. И все же, учитывая препятствия, которые накладывает чувство, я попробую набросать эскиз его образа настолько хорошо, насколько умею».

В глазах влюбленной Фриды Ривера – мужчина, непривлекательный с точки зрения общепринятых стандартов, – трансформируется в утонченное, магическое, практически сверхъестественное существо. В итоге мы видим не столько портрет Риверы, сколько отражение изумительной способности самой Кало любить и воспринимать красоту.

Он выглядит как огромный младенец с дружелюбным, но печальным лицом

«На его азиатской голове растут тонкие, редкие волосы, создающие впечатление, что они как будто парят в воздухе. Он выглядит как огромный младенец с дружелюбным, но печальным лицом. Его широко раскрытые, темные и умные глаза сильно выпучены, и кажется, их едва удерживают распухшие веки. Они выступают, как глаза лягушки, отделенные друг от друга самым необычным образом. Так что, кажется, что его поле зрения простирается дальше, чем у большинства людей. Словно они были созданы исключительно для художника бескрайних пространств и толп. Эффект, произведенный этими необычными глазами, так широко расставленными, наводит на мысли о вековом восточном знании, скрывающемся за ними.

В редких случаях ироническая и в то же время нежная улыбка играет на его губах Будды. Обнаженный, он немедленно напоминает юного лягушонка, стоящего на задних ногах. Его кожа зеленовато-белая, как у амфибии. Единственные смуглые части на всем его теле – его руки и лицо, обожженные солнцем. Его плечи – как у ребенка, узкие и округлые. Они лишены каких-либо намеков на угловатость, их плавная округлость делает их почти женственными. Плечи и предплечья аккуратно переходят в маленькие, чувствительные руки… Невозможно представить, чтобы эти руки могли сотворить такое экстраординарное количество картин. Еще одно волшебство – то, что они все еще способны работать без устали.

От меня ожидают услышать жалобы на страдания, которые я пережила рядом с Диего. Но я не думаю, что берега реки страдают из-за того, что меж ними протекает река

Грудь Диего – о ней мы должны сказать, что попади он на остров, управляемый Сафо, где мужчин-чужаков предавали казни, Диего был бы в безопасности. Чувствительность его прекрасной груди обеспечила бы ему теплый прием, хотя его мужская сила, особенная и странная, сделала бы его также объектом страсти в землях, чьи королевы жадно взывают о мужской любви.

Его огромный живот, гладкий, подтянутый и сферический, поддерживают две крепкие конечности, мощные и прекрасные, как классические колонны. Они заканчиваются стопами, которые посажены под тупым углом и как будто бы вылеплены для того, чтобы расставить их настолько широко, чтобы под ними оказался весь мир».

В самом конце этого отрывка Кало упоминает о некрасивой и все же такой распространенной тенденции судить о любви других со стороны – насильственном уплощении нюансов, масштаба и невероятного богатства чувств, существующих между двумя людьми и доступных только им одним. «Возможно, от меня ожидают услышать жалобы на те страдания, которые я пережила рядом с Диего. Но я не думаю, что берега реки страдают из-за того, что меж ними протекает река, или что земля страдает из-за дождей, или что атом страдает, когда теряет энергию. На мой взгляд, на все дана естественная компенсация”.

1 D. Rivera, G. March «My Art, My Life: An Autobiography» (Dover Fine Art, History of Art, 2003).